Шрифт:
Закладка:
Их хёвдинг, когда узнал о последствиях поединка, сказал, что обиды не таит.
— Я хочу стать самым сильным торговцем в местных морях, — сказал полноватый мужик с длинными до пояса волосами. — Вот и плаваю от города к городу, от деревни к деревни, разузнаю, кто чем живет и что может предложить. Заодно рисую карты. Заодно беру людей за плату и довожу их до места. Надеюсь, что тот человек не причинил вам бед, и вы не будете злиться на лошадь, что его доставила.
Впрочем, людей своих хёвдинг в город почти не пускал, везде ходил сам да разговаривал с местными, договаривался насчет будущих поставок, спрашивал, что они хотели бы купить и чем могли платить.
После похорон жизнь в Сторбаше потекла, как и прежде. Неспешно достраивали стену позади города. Мама возилась с Ингрид и все больше привязывалась к ней, часто укладывала ее возле себя. А сама девчонка быстро научилась командовать рабынями, подралась с соседскими мальчишками того же возраста и доказала свою силу. Я так же ходил на утренние бои с Дагом. И однажды, когда я возвращался с той полянки домой, уставший и измотанный, и случилось то, чего мы так опасались, но подзабыли за последними событиями.
Даг убежал вперед, он должен был с Кнутом обсудить предстоящее плавание отца к конунгу Рагнвальду. Тот собирал лангманов, желая обсудить новые законы и планы на будущий год. Отец сразу сказал, что меня брать с собой не будет, так как туда точно приедет ярл Скирре, отец убитого мной Роальда. Хоть любые нападения и сражения во время общего тинга запрещены, кроме тех, что одобрил сам конунг, но отец считал, что Скирре может тайком навредить мне.
Я же плелся медленно, подсчитывая, сколько в этот раз наставил мне синяков бывший друг. Пару раз я все же сумел его подловить, и это уже выходило неплохо. Я знал, что на поединок мужчина может вызвать лишь воина своего ранга, то есть карл может вызвать только карла, хускарл — хускарла, а хельт — хельта. Вот только я сейчас слабый карл, всего на первой руне, и против пятой руны я все равно что лучинка супротив огня.
Сзади послышался шум, я резко обернулся, выхватив топорик, и тут же свалился от удара по голове. Зазвучали голоса, но я уже не мог разобрать, о чем они говорят. Перед глазами все поплыло, и я вырубился.
Мягкое поскрипывание дерева. Размеренный плеск волн. Удары весел о воду. Веселые перекрикивания гребцов, видимо, они не сильно усердствовали, раз у них хватало дыхания на болтовню. Сильно болела голова. Мутило то ли от качки, то ли после удара. Я перевернулся на бок и выблевал остатки завтрака с желтой пеной.
— Эй, смотри, куда блюешь! Тут и борт недалеко, дополз бы сначала, — возмутился кто-то. Я поднял голову, с трудом собрал глаза в кучу и рассмотрел полноватого мужчину с жидкими длинными волосами, которые свободно свисали ниже плеч. Он радостно продолжил: — А ты говорил, что он не очухается. Видишь, очухался. И даже палубу запачкал. Так, парень, ты особо не расслабляйся. Придешь в себя, и давай на весла. Мы тебя просто так возить не нанимались. Хотя нет, как раз на это и нанимались, — и расхохотался, отбрасывая прядь волос, что упала ему на лицо.
— А я к вам и не просился, — пробормотал я, отполз в сторону от вонючей лужи и перевернулся на спину. Наверху, на мачте развевался флаг в черно-синюю клетку, который показался мне смутно знакомым. Я призадумался, а потом вспомнил: это был тот самый корабль, который привез мстителя. Торговцы. — А что, вы и свободными людьми торгуете?
— Свобода — это временное состояние. Вот только что ты был свободным, а потом глядь — и уже никчемный раб без воли и без удачи, — длинноволосый явно любил потрепаться.
— Ты мою удачу не считай, — я замолчал, соображая, какие его слова меня зацепили. — Так на что вы нанимались? Если только поплавать, так можно было просто позвать, я люблю море.
Судя по моим ощущениям, этот волосатик был на четвертой руне. Остальные же на корабле были послабее: двух или трехрунные. Для торговцев это нормально. Если торговец будет хускарлом или хельтом, его могут и не впустить в деревню из опаски. И людей обычно много на кноррах не держат, редко больше двух десятков, особенно если грузы возить, а не попутчиков.
Я огляделся и не увидел берега. Хотя даже если бы и увидел, пловец от шестивесельного корабля уплыть не сможет, да и стрелами истыкать плывущего в спокойном море проще простого.
— Куда плывете? Кто вас нанял? — с каждым вздохом я чувствовал себя все лучше и лучше. Проверил — пояса с кошелем и оружием не было.
— Раз не догадываешься, значит, и знать тебе не надо, — хмыкнул длинноволосый. — Отдохнул, и ладно. Иди погреби, разомни косточки.
Собственно, я догадывался, к кому меня везли. Торкель Мачта. Я глянул на воду и подумал, что умереть от стрел — не такая уж и плохая смерть. Вот только я служил при жизни Фомриру, хоть и не успел сделать многого, и не хотел после смерти быть в свите Нарла-морехода. Потому решил погодить. Вот ступлю на землю, там придумаю, что делать дальше.
Я быстро стер ладони о весла и с каждым гребком кривился от боли. Сначала я пытался заговорить с соседями, но скоро мог думать только о тяжеленном весле, о своей спине и сукровице, что измазала дерево. Никогда! Ни в коем случае мне нельзя тонуть. Только не смерть в море, чтобы не грести вечность на тысячевесельном корабле Нарла.
Наклон вперед, потянуться всем телом, упереться ногами в бревно, рвануть весло на себя: сильно, но мягко. Краткая передышка. Наклон вперед. Рывок. Передышка. Наклон вперед.
Хорошо, что моя удача все еще была со мной. Некоторые мнили, что она держится за их оружие, другие думали, что удача цепляется за волосы или бороду и никогда их не брили. Отец полагал, что его удача — в топоре, том самом, который он дал мне на принесение жертвы, я надеялся, что не испугал ее. Я какое-то время считал, что удача лежит на том свиноколе и даже какое-то время таскал его с собой, но добравшись до Сторбаша,